Марина Макарова: «Пение в хоре без интеллекта невозможно»
Интервью с создателем и бессменным руководителем Джаз-хора Свердловской детской филармонии
Двадцать шестой сезон Джаз-хор Свердловской детской филармонии завершил невероятным хоровым шоу «Весь этот Джаз-хор» — беспрецедентным для Екатеринбурга свето-музыкальном зрелищем, в джазоворот которого было вовлечено около двухсот поющих девочек. В начале мая по приглашению Валерия Гергиева концертный состав хора участвовал в Московском Пасхальном фестивале: пели в Кафедральном соборе святых апостолов Петра и Павла, в Серпуховском музыкально-драматическом театре и в реабилитационном центре для детей-инвалидов. А в конце апреля Джаз-хор получил максимальный балл от жюри международного фестиваля в швейцарском Монтре и стал единственным коллективом конкурса, завоевавшим первую премию с особой похвалой жюри. О том, что такое хор, как трудно быть непохожим и о многом другом – разговор с создателем и бессменным руководителем Джаз-хора Свердловской детской филармонии Мариной Макаровой.
— Джаз-хор не похож ни на один хор, в котором поют только девочки. В нем нет томных взглядов, нелепых старомодных нарядов и скучного репертуара. Сложно быть непохожим?
— Конечно. Потому что надо все время придумывать то, что еще никто не делал, надо постоянно чем-то удивлять. Нельзя сезон от сезона жить на одном и том же, от нас всегда ждут чего-то необычного. Я не люблю записи выкладывать в интернет. Потому что много воровства, от костюмов и до программ. В результате получаются плохие копии. Собирая коллектив, надо четко представлять, что хочешь, куда будешь двигаться. Ты должен создать что-то свое, а не повторять уже кем-то когда-то сделанное, придуманное. — Непохожесть, наверное, трудно оценивать на конкурсе… — Конкурс – не цель, он – маяк. Детский коллектив надо всегда мотивировать. Одними концертами – сложно. В наше время дети стремятся быть конкурентоспособными: участвуют в предметных олимпиадах, конкурсах, портфолио собирают, баллы считают. На конкурсах я всегда беру распечатки итогов с комментариями членов жюри на профессиональном языке. Это интересно и важ
— Состав любого детского хора в силу разных обстоятельств меняется, дети вырастают, приходят новые… Это же очень сложно!
— Но стремление к совершенству никогда не ослабевает. Да, сменяемость коллектива, причем объективная, иногда убивает психологически. Достигнув определенного уровня, понимаешь, что завтра дети уйдут и мало того, что все нужно будет начинать сначала, придется подстраиваться под тех, кто на этот момент в хоре. Бывает, что сходятся в один-два года очень талантливые дети, как будто натыкаешься на золотоносную жилу. С ними делаешь невероятные проекты, и расставаться потом невыносимо сложно. Но даже с незвездными составами умудряешься «вытаскивать» интересные программы. — Для успеха в коллективе должно быть как можно больше музыкально одаренных девочек? — Важно, чтобы они были ровные. Звезды — это хорошо, но когда рядом много детей со средними данными, они вынуждены ждать, когда до них дойдет очередь. Когда состав ровный, какие-то вещи всем даются одинаково легко и одинаково сложно. Но без звезд нельзя, к ним тянутся.
— Понятие «звезда» у вас в ходу?
— На самом деле я не понимаю, что это такое, и стараюсь это слово не использовать. «Звездность» для нас нехарактерна. Да, есть более способные и одаренные, с точки зрения музыкальной и вокальной. Я не даю повода кому-либо чувствовать свою исключительность, не воспитываю в них уникальность. У нас здоровая конкуренция.
— Хор — собрание единомышленников?
— Я думаю, это люди, которым комфортно вместе. Хоровое пение воспитывает умение слушать соседа, умение пристраиваться — во всех смыслах. Мало у кого после хора удается сольная карьера. Солист — совсем другой диапазон, другой характер, это сильное «Я». Единомышленники – родители, с которыми начинали 26 лет назад, которые поверили, поддержали и пошли за мной.
— Вам важнее голос или интеллект? — Пение в хоре без интеллекта невозможно. Надо быть образованным, начитанным, с хорошей памятью, аналитическими способностями, чтобы суметь понять и проникнуться тем, что исполняешь. Нужно запоминать разные тексты, разные языки, разные манеры исполнения. Это все через мозг. Можно иметь не очень красивый тембр, не очень хорошую интонацию, но не иметь общего багажа знаний, эрудиции – нельзя.
— Как это увидеть в пятилетнем ребенке, которого родители приводят на набор?
— Мы берем почти вслепую. За пять минут прослушивания трудно понять нутро. Бывает, что способная и одаренная девочка за полгода никуда не двигается, а другие накапливают багаж и обгоняют. Стараемся брать по данным – слух, интонация, наличие голоса. Наш – не наш, понимаем в конце сезона. И дети понимают, подходит им Джаз-хор или нет: опаздывать нельзя, болеть нельзя, в праздники приходится репетировать и выступать. В сентябре они с трудом выдерживают график, к маю научаются распределять свои силы и время. Поэтому мы не берем детей в старшем возрасте, даже с самыми хорошими рекомендациями. Талантливые часто не приучены работать и не способны находиться в нашем режиме существования. Успехи не приходят сами по себе.
— Встречаются неформатные голоса?
— Бывают специфические голоса, тембры. Но из-за этого мы не расстаемся, стараемся прибрать голос. Чем он красивее, чем больше диапазон, тем более интересные задачи я могу себе ставить. Мы ценим необычное и красивое.
— В хоре ведь не только голос формируется и крепнет, но и характер?
— Не столько характер, сколько внутренняя закалка. Характеры у всех разные: у одной мягкий, у другой жесткий, кто-то избалованный, кто-то непритязательный. Но движение к общей цели формирует коллективный дух. И это все ощущается на конкурсе, когда они понимают, насколько от каждой зависит общий успех. Это не нервозность, когда все дергаются, а нерв — стержень, упругость, которые настраивают на победу.
— От дирижера многое зависит в этот момент?
— Очень много. Я должна быть предельно собрана, настроена максимально позитивно, главное — не давить. Как только они начинают бояться, это все… Я не знаю, как это назвать: смотрю на них и понимаю, что они мне верят, что они ко мне привязаны, что они меня чувствуют. Я и с малышами говорю на взрослом языке, без скидок, как со старшими. Они способны меня понять и сделать то, что надо, потому что верят, чувствуют.
— Момент абсолютного счастья был? Бывает? В этом гигантском многолетнем, многотрудном деле?
— Конечно. После хорошего концерта и у меня, и у детей возникает ощущение, что случилось что-то большое, цельное. Счастье, когда выиграли грандиозный конкурс. Счастье, когда приехал в незнакомый город, где публика про тебя ничего не слышала, но она приняла тебя с восторгом. Счастье, когда дети вырастают и приходят в гости.
— По сути все ведь ради таких минут?
— Да. Это каторжная работа, колоссальная физическая нагрузка, расходование собственных душевных сил, нервов. Но когда ничего другого в жизни не умеешь... -… и когда понимаешь, что это навсегда… — Теперь-то уж точно – навсегда. Я точно могу сказать, что альтернативы уже нет. Это – мое.
